Ощупывание закончилось, но боль не прошла. Стивен услышал, как полилась вода в таз, как кто-то начал мыть руки, и почувствовал запах мыла.

– Он будет… – Женщина не закончила вопрос.

Стивен почувствовал, как ее рука крепче сжала его пальцы.

– Будет ли он жить, вы имели в виду? Если температура спадет, может, и выживет. Он еще не до конца пришел в себя. Дайте ему отдохнуть. Я еще раз зайду этим вечером.

Этим вечером? Сколько еще часов до него?

– Который час? – Голос прозвучал как шуршание гравия.

– Все в порядке, Стивен. Она выпустила его руку, и он снова услышал шум льющейся воды, почувствовал, как холодный платок оказался у него на лбу, снимая грозившую бедой лихорадку.

– Кто здесь? – спросил он. Ее голос был мучительно знаком, но имя плавало где-то на периферии сознания. Она знает его имя, но кто это? – Джулия? Доротея?

Сиделка убрала со лба платок и замерла на миг.

– Это я, Стивен, Дельфина Сент-Джеймс. Вы меня не узнали?

Ну конечно! Он сразу вспомнил ее поцелуй. Он облизнул губы, которые оказались сухими и потрескавшимися.

– Что вы возитесь в темноте? – спросил Стивен. – Зажгите свечу, я хочу вас разглядеть.

– В темноте? – В ее голосе послышалось удивление, что не понравилось ему. – Зачем? Сейчас едва миновал полдень.

Беспокойство мурашками побежало по спине, и это было так же мучительно, как боль.

– Тогда распахните шторы! – отрезал он. – Тут темно как в преисподней.

Стивен услышал, как платок шлепнулся в таз, как зашуршало ее платье, когда она подошла к окну, как зашелестели раздвигаемые занавеси. Он по-прежнему ничего не видел.

– Зажгите свечи, – приказал Стивен, беспокойство которого переросло в страх. – Зажгите свечи!

Она стояла так тихо, что ему показалось, будто ее уже нет в комнате. Но потом послышалось легкое стаккато ее шагов и звук открываемой двери.

– Доктор! – крикнула она. – Вернитесь! Он ничего не видит!

Ослеп? Это слово целиком заполнило его сознание, превратив физическую боль в ужас. Он открыл глаза как можно шире, чтобы доказать ей, что она не права, попытался освоиться с темнотой, но ничего не увидел! Через силу поднес руку к лицу, преодолевая мучительную боль, которую спровоцировало это движение. Потер глаза, ощупал синяки и порезы на своем лице. Темнота по-прежнему не отступала. Он растопырил руки, чтобы дотронуться хоть до чего-нибудь, но вокруг была пустота.

Тут она перехватила руку раненого, он вцепился в нее, словно это была сама жизнь. И испытал замешательство, когда почувствовал, как горячие слезы заструились по его лицу.

– Нет, – сказал он. – Нет!

– Я с тобой, – прошептала она. – Ты остался жив.

И что? Она объявила об этом так, словно он выиграл приз. Стивен уставился в темноту и не увидел там ни проблеска жизни.

Глава 7

Стивен Айвз ослеп. Дельфина стояла в саду и вглядывалась в темноту роскошной июньской ночи, пытаясь представить, что он испытывает сейчас.

Доктор осмотрел его и не нашел ни одной причины для слепоты. По крайней мере, его раны не имели отношения к глазам. Глаза оставались такими же ясными и серыми, какими были всегда, если только не считать выражение ужаса, которое наполнило их, когда он осознал, что больше не может видеть…

Дельфина зажмурилась и вслушалась в окружающие звуки. Ветер шумел в ветвях деревьев, слышались приглушенные стоны раненых, вдалеке кто-то пел грустную песню о том, как солдат все воюет и воюет – в одном сражении, в другом, – и нет ему отдыха. Она ощутила запах лилий. Их тяжелый аромат почти перекрывал ужасный смрад, доносившийся с поля сражения с каждым порывом ветра. Много убитых все еще лежали там в ожидании похоронных команд, чтобы упокоиться в земле.

Не открывая глаз, Дельфина дотронулась до каменной балюстрады, окружавшей террасу. Ни о чем не задумываясь, она проходила вдоль нее несколько раз, торопливо поднималась и спускалась по лестнице, которая вела на лужайку. Как далеко отсюда до начала лестницы? Сколько в ней ступенек? Десять, наверное? Дюжина? С закрытыми глазами она двинулась вперед, нащупывая ногами место, прежде чем ставить их. Насчитала десять шагов, боясь споткнуться каждую минуту. Остановилась. Сердце ее было готово выпрыгнуть из груди. Когда Дельфина открыла глаза, то оказалось, что она стояла на самой верхней ступеньке лестницы, лицом к темному саду. Еще шаг, и она полетела бы вниз. Отступив назад, Дельфина схватилась за балюстраду.

Без зрения окружающий мир превращался совсем в другое место. Он становился частью памяти, где существовало только прошлое, где не было никакой надежды увидеть что-то новое. Помнит ли Стивен последний бал, помнит ли ее лицо? Именно такой он будет представлять ее всегда. Для него она никогда не постареет. Какая леди не пожелает навечно остаться юной и красивой?

А ее отец – видит ли он по-прежнему в ее матери ту молодую красавицу, на которой женился? Обращает ли внимание полковник Фэрли на то, как время накладывает свой отпечаток на лицо Элинор, продолжает ли любить ее улыбку, пока весны сменяются зимами и проходят годы? Дельфина вспомнила, какой была ее сестра в день свадьбы, и какой стала сейчас – усталой, измотанной, с глазами, полными сострадания. Конечно, теперь она стала еще красивее. Дельфина вспомнила день, когда у сестры родился сын. Тогда Элли тоже была утомленной, но сияла от радости. Дельфина заметила взгляды, полные любви и гордости, которыми сестра обменивалась с мужем в тот день, и почувствовала, как у нее перехватывает дыхание.

А что, если бы Фэрли ослеп и не смог увидеть своего новорожденного сына и улыбку Элинор? Ничего, кроме памяти, у него бы не осталось. Разве этого достаточно? Возможно, любовь умирает в темноте, потому что нет возможности насладиться и напитаться видом своего возлюбленного.

Дельфина подняла руку, повертела ею туда-сюда, внимательно рассмотрела. Она никогда не задумывалась об этом. Воспринимала восход солнца, закат, зелень травы, серебряное мерцание луны как нечто само собой разумеющееся. Что, если вид всех этих вещей – абсолютно всего! – неожиданно станет недоступным?

Стивен Айвз был солдатом и дипломатом. Дипломат обладает способностью считывать настроение других людей, собирать информацию, наблюдая за ними. А солдат не сможет ни воевать, ни командовать без зрения. Ей вдруг стало не по себе. Теперь вся жизнь Стивена будет зависеть от других, от тех, кто станет его глазами, кто будет объяснять, что происходит вокруг. Он станет беззащитным без постоянных помощников.

Она видела в нем потенциал прекрасного мужа – умного, красивого, смелого. Кто теперь станет настолько же храбрым ради него?

Он звал какую-то женщину – Джулию. Сможет ли она сделаться его глазами, его руками? Любить слепого – на это отважится только незаурядная, особенная женщина.

Дельфина снова внимательно рассмотрела свою руку. А она, Дельфина, особенная?

Ради него она бы попыталась стать такой. Всю жизнь ее баловали, холили и лелеяли – отец, мать, даже брат. Она получала все, стоило только пожелать, за исключением Стивена. Он был единственным мужчиной, который не прельстился ею, и единственным, кто был ей небезразличен. Стивена не соблазнило ни ее богатство, ни положение отца – титулованного тори. Все наоборот! Именно из-за этого он избегал ее, посчитав великосветской кокеткой, полной снобизма. И его можно понять. Он, дипломат, видел в человеке суть. Но ей и хотелось как раз этого – чтобы в ней ценили личность: ум, умение высказать свое мнение, оригинальные идеи. Ей хотелось быть самостоятельной, независимой и чтобы ее любили так, как Фэрли любит Элинор. Дельфина перестала притворяться, перестала быть такой, какой ее хотели видеть отец – из-за своих политических амбиций – и мать – из-за притязаний стать главной фигурой в великосветском обществе. Все изменилось в ту ночь, когда она встретила Стивена Айвза, не догадываясь об этом. Тогда Стивен отвернулся, и внимание и обожание в его глазах сменилось пренебрежением. Это был тяжелый удар.